Натанос повел плечом, мышцы заныли, но бросать свое занятие он явно не собирался, в очередной раз натягивая тугую тетиву, впивающуюся в загрубевшие пальцы, рассматривая маленькую точку в десятке метров, представляя вместо нее абсолютно голубой глаз зазнавшегося ублюдка, который теперь еще долго не будет нормально им видеть, так хорошо Марр засадил ему кулаком.
А ведь мамочка говорила, что он должен уметь находить друзей, иначе никогда не отыщет в жизни своей счастье, но, видит Свет, он и правда старался, вот только горький привкус того, что с ним общаются исключительно из какой-то тупой жалости или, что еще хуже, из желания позубоскалить после, особо не располагало к общению. Раньше то ему казалось, что эльфы народ такой возвышенный, такой прекрасный, что им, с их долголетием, нет дела до всяких гадостей, вроде сплетен и унижения ближнего своего, но, как оказалось, все было диаметрально наоборот и Натанос даже смирился с тем, что его ожидания о прекрасной расе разбились о суровую реальность, в корой урод является уродом по состоянию души, а не по расовому признаку, что среди эльфов есть как добрые, так и злые, надменные, глупые, наоборот умные, настолько человечные, что удивительно, как раньше он этого не замечал. В некотором роде это даже... помогло, осознать, что он ничуть ни хуже, даже лучше, на самом деле, что свое место он действительно заслужил, что сейчас, в данный момент, он попадает точно в цель с такого расстояния, с какого из его отряда попадут ну максимум еще парочка сослуживцев. Не считая командира, конечно.
Стрела сорвалась с тетивы, легким потоком воздуха полоснув по щеке и устремилась точно в цель, впившись в белесую кору. За ней пошла вторая-третья-четвертая, все быстрее, все нетерпеливей, вразброс, какая разница, несчастное дерево начало поскрипывать, словно вопрошая, чем оно перед ним следопытом провинилось, мужчина сжал зубы так, что челюсть заболела, злость рвалась из него криком ярости, злобными ругательствами, желанием взять шею Атомира и сжимать, пока бледное лицо не станет полностью синим и свет магического колодца перестанет теплиться в эльфийских глазах. Честное слово, он бы его не тронул раньше, Натаносу не нравился Атомир, Аториму не нравился Натанос — тоже мне новость, мы часто испытываем неприязнь к кому-то и не желаем с ним общаться, он бы и дальше не замечал высказываний про то, что нынче кого попало берут в их корпус, что измельчал нынче их брат, раз людской дух тут развелся, что беспокоиться не надо пройдет тридцать-сорок лет и Натанос состарится и умрет, если его раньше тролли не подстрелят и с собой не уволокут — еще многое он готов был пропускать мимо ушей, пропуская очередную кружку в общей казарме, куда вынужден был приходить для отчетности, но... "Вы слышали, эльфийка знатного рода замуж выходит за человека? Расстроены, небось, родители, такой позор — ложиться под людей дешевыми шлюхами" — и да, он понял, про кого говорил Атомир, про Верису, маленькую сестру командира, без имен, конечно же, но все знали, что младшая Ветрокрылая решила связать себя с даларанским магом, точно так же как и много лет назад ее старшая сестра сгинула в портале со своим мужем с человеческих земель, точно так же как... впрочем, точно сказать, что думал Натанос в данный момент, было сложно, он просто моргнул, всего лишь прикрыл глаза и представил, как со всего маха бьет эльфа по лицу, а потом еще раз, а потом еще, валит на пол и прикладывает кружкой, вполне возможно, случайно задевая кого-то еще из тех, кто пытался придти на помощь. А потом он осознал, что бьется в захвате Лор'Темара, которому зарядил локтем в скулу, пока эльф орал ему в ухо успокоиться, иначе будут проблемы. Благо крысеныш с пола не поднялся, иначе бы Терон его точно не удержал, лишь только продолжал ощупывать свое лицо, о да, чувствительность придет не скоро, а потом и вовсе опухнет.
Марр рыкнул, пальцы ныли, да вся правая рука болела, но какое же ему эта боль доставляла удовольствие. Да, похоже, что он действительно облажался, не смог держать себя в руках, обуздать свою ярость. Не смог контролировать эмоций, закравшихся прямо в сердце. Нужно же было просто сообщить, что пьяный крысеныш распускает язык, никто и нигде бы не позволил так отзываться о своем командире, пусть и без имен, Атомира бы выкинули без почестей и без возможности вернуться, но Натанос смог облажаться даже в таком простом деле как соблюдение субординации... опять.
Досада заставляет руку дрогнуть и стрела летит куда-то в высокую траву, а он рычит диким зверем от всей той злости, что клокочет внутри.
И резко оборачивается. Сильвана опирается на дерево, смотрит на него слишком внимательно, так, что хочется опять сгорбить плечи. Стефан однажды сказал, что она часто смотрит на него, когда приходит в их дом, когда он что-то делает. От этого чувства ему становится... неловко.
— Наверное какой-то враль, не иначе. — Он оскаливается диким псом, опуская ладонь на почти пустой колчан, прикрепленный к бедру. — Все знают, что люди никудышные лучники.
Ну конечно же она пришла сюда не просто так. Сильвана вообще ничего просто так не делает. Что опять же возвращает Марра к его извечному вопросу...
— Ничего особого, командир. — Глаза Натаноса темнеют, от досады и гнева, что все еще где-то там, готов вырваться. Командир не помогает, от ее прикосновения по телу проходят электрические разряды, ощущение теплоты, участия, тревоги, которой здесь быть не должно. Ощущение дикой неправильности, потому что Натанос Марр всегда чтил и уважал устав, всегда был хорошим солдатом и точно знал, что такое слово "субординация" которое ему вбили во времена службы на границе. А еще Натанос Марр спал со своим командиром, по собственной воле и даже собственной инициативе, напоминая самому себе, что в первую очередь солдат, а потом уже человек, мужчина и все остальное. — Атомир выразил сомнение в моем понимании трактовки эльфийской поэзии времен до открытия портала. Я выразил сомнение в его сексуальной ориентации. Ну а дальше вы же знаете — мальчишки.
Он перестал вытягиваться по струнке как на плацу, опустив лук, пальцем ковыряя петлю тетивы, пытаясь сделать лицо крайне серьезное и даже немного повинное, хотя больше получался достаточно жуткий оскал, который очень многих пугал, словно Марр сейчас набросится на них. А ведь он считал себя неплохим малым, правда детишки от него все-равно разбегались в разные стороны, но что уж поделать, по всей видимости ликом он явно не вышел, хотя и на такое кто-то все же в состоянии позариться. Мужчина сокрушенно качает головой, как объяснить, как рассказать, он не хотел быть тем, кого те же самые детишки называют "ябедой", не хотел, словно маленькое дитя жалиться на свои проблемы, ведь считал себя достаточно самостоятельным, чтобы справиться с этими проблемами в одиночку.
— Я знаю... прости. — Он протягивает вперед руку, касаясь кончиков тонких пальцев, позволяя себе вольность, какая разница, все-равно теперь несколько дней к ряду не спать и драться с белками за орехи в перерывах между выслеживанием особо ретих троллей, снующих по границе. Ему и этого достаточно. Ему и этого было всегда достаточно, потому что восхищение пересиливало все остальное, правда не особо это так помогало, когда Сильвана опять его касалась. — Я просто... не могу слушать, когда повиняют в такой вещи как... — он на миг замер — "любовь"? Смешно. Таких как Марр не любят. — Привязанность. Мне все-равно, когда они говорят про меня, но когда они касаются тебя... у нас за такое прилюдно на площади высекали с последующим взысканием, а у вас тут даже пальчиком не грозят.
Потому что не называя имен — нельзя ничего доказать, но ведь и без имен все понятно. И эта эльфийская избирательность и увертливость злит сильнее всего, ведь кто сказал, что они просто руками не разведут. Натанос кашляет, прочищая горло, словно возвращаясь в этот мир из тяжких мыслей о разности культур, о их общей разности.
— Слышал у вас праздник. Радостная весть, я... желаю твоей сестре всего самого лучшего... капитан.