Maria Victorovna Cain
Мария Викторовна Каин, 25
будущая темная хозяйка, наследница своей семьи, папина радость, дедушкина лапушка, городская стерва, которую боятся так же, как и ее мать когда-то

«Хозяйка дарит жизнь всему, до чего коснется ее рука, слово и даже мысль. Как тот древний царь, который прикосновением обращал в золото хлеб, деревья и воду. Но прикосновение царя превращало живое в мертвое, Хозяйка делает наоборот. Нет большего счастья. Хозяйка подержит в своих руках игрушку — и та оживет. Подумает о ней — и кукла вспомнит свою историю до седьмого колена. Увидит ее во сне — и кукла сможет творить».
Дикая Нина — так звали ее мать. Сила, что в ней обитала, неистовая и буйная, способная разорвать на части, в груди ее сворачивалась котенком и тихо мурлыкала, дожидаясь, покуда позовут приластиться к руке. Нину боялись все. И уважали. Она держала в узде такие силы, которые не каждый способен удержать, высокая и статная, носящая красное, с вороными волосами, что развивались по плечам, когда Нина шла по городу — это чувствовали все. Детей от нее прятали, как от какой-нибудь шабнак-адыр, вот только страх этот был фундировавший, исходящий откуда-то из глубины сознания. Народ боялся даже не саму Нину, но того, что внутри нее теплится, уважая ее за то, как легко она приручила силы, что мраком все покрывают. Противоположностью ей была Ольгимская, теплая и мягкая, струившаяся светом.
Они были Сонными Хозяйками — властительницами над душами и умами этого города. Мужчины могли сколь угодно долго выстраивать дома и протягивать свои железные дороги, но без Хозяек этот город так бы и оставался бетонным болванчиком, без жизни и без цели.
«Во-первых, они видели будущее. Во-вторых, они дышали в унисон с землей, они „слушали Степь“. Наконец… аура их душевной силы ощущалась почти физически. Хозяйки поддерживали в городе жизнь, изменяли ее напряженность — они были как сгустки энергии».

Мария ощущала это с самого детства. В своих первых воспоминаниях она цеплялась за подол красного материнского платья, стараясь устоять на все еще плохо слушающихся ногах и ощущала, как чья-то сильная рука, способная легко раздавить ей череп, подталкивала вперед. Она чувствовала материнский запах и звуки степи, что доносились из открытых окон, завывания быков, шум ветра, да песни степняков, что долетали с той стороны малых притоков. Отец всегда морщился, повторяя, что степняки эти дикие, со своими обрядами и кровавыми жертвами, мешают порядку, все не так из-за них. И Мария внимала. В городе все не так, неправильно и нужно это изменить. Но пока Нина не скажет, ничего менять не будут, а темная хозяйка со светлой свой баланс держали и видно это было невооруженным глазом. Город цвел, как разрастающийся твирин, который кровью полили, распускался улочками, бутонами домов оставляя очередной след на этой сухой земле. И если и была беда, то ее тут же пресекали властные руки: одни теплые и мягкие, другие холодные и твердые.
Мария обожала свою мать. Любила она ее голос, ее высокий рост, ее темные волосы, гордилась, что у нее такие же, красное платье ее любила, слова ее впитывала как губка. Многие этим словам ужасались, но что Марии все эти глупые, ничего не понимающие люди.
И когда Нина умерла, мир Марии ухнул в могилу заместо материнского тела, от которого так ничего и не осталось.
«Прежде Хозяйки имели над нами необъяснимую, магнетическую, материнскую власть».
Город заснул. Погрузился в дрему. Сначала умерла Нина, сгорела, как спичка, какими детишки играются на улицах. Затем скончалась и Виктория, сложив белокурую головушку на каменный постамент. Остался лишь только город, в котором бесноватая сила пыталась выместить все свои чаяния и желания, столкнувшись с Сабуровой, завязавшись в ней узлом и на долгие годы разрывая сознание ничейной Хозяйки, которая так и не нашла своего места в жизни.
Мария же… росла. И точно знала, что ее ждет в будущем. Дедушка и его эзотерика всегда были рядом. Одна из Каиных, Мария наследовала не только черты своих родителей и большой дом, разделенный на несколько частей перед Собором, но и нечто большее. Она смотрела на то, как отец пытается управиться с городом, возясь с младшим братом и играя с ним в игры далеко не детские. В этом городе вообще у детей игры другие, чахоточные. И играла она в них с другими неохотно, словно кто-то за нитки тянул, да и не хотели дети с ней знаться, дочка Темной Нины как она, должно быть, опасались ее, как когда-то ее мать. Стены дома стали Марии защитой, куполом, что отгородил от сердечных переживаний и теперь она совсем даже не обижается. Она смотрела на то, как Симон своим орлиным взглядом с балкона охватывал улочки, возводил руки и указывал ей на черепицу. «Ты знаешь, почему так называются эти улицы?» — спрашивал у нее дедушка и Мария отвечала, что знает. Ей этого никто не говорил, но она прекрасно осознает.

«Свою настоящую силу скрывает — но уже понятно, что когда придет ее время, не остановится ни перед чем. Что же, мощь ее дара оправдывает этакое своевластие. Ее блестящий талант превзойдет даже способности Нины. Мария сможет зачерпывать одной горстью звезды, а другой — магму из сердца земли. Значит, есть, на что надеяться и ради чего жить!»
Этот голос, что звучит в голове, Мария его вовсе не боится. Это голос ее матери, что поет ей колыбельные, как когда-то, очень давно. Он говорит о переменах, что выросли в городе, распустились Многогранником и теперь сияют стеклом и металлом. Венец творения всякого и Мария была частью, небольшой, но все же частью того, что помогло воздвигнуть это чудо света. Каины они всегда были частью города, его строительной силой, возводили и сносили то, что нарывами считали. Лечили этот город так, как умели только они. И пусть Каспар и ушел за плотные стены Многогранника с другими детьми, Мария точно знала, что там место самое безопасное, что внутри с детьми ничего не случится. И все казалось таким правильным и удивительным. Еще немного и новый мир наступит, отринет прошлое и взовьется удивительными событиями.
События наступили, но не те, на которые рассчитывала Мария. В один день она просто ощутила, что Симона не стало. Его дыхание прекратилось и сердце больше не отбивало ритм. Узнала об этом Мария от голосов, что оборачивали ее со всех сторон, расстроилась, но не сильно, ведь среди этих голосов оказался и скрипучий, такой, дедушкин, а значит не бросил он ее еще, все еще тут вечный человек. Но вслед за Симоном убивают и Исидора Бураха, единственного врача в городе и дедушкиного друга, и совпадением это считать нельзя никак. Город начинает паниковать, впадает в истерию, по улицам бегают люди и ищут убийц всеми любимых старожил, кричат что-то о ведьмах и шабнаках, жгут на пригорке какую-то женщину и вновь проявляют звериную натуру. А голоса упорно говорят, что нужно что-то менять в этом диком обществе. Саму мысль, саму материю. И только ей, Марии, можно провернуть столь сложные манипуляции.
В город прибывают сын Исидора и уважаемый столичный бакалавр танатики. И материнский голос в голове говорит, что обратный отсчет пошел…