- London -
- Лондон -

https://69.media.tumblr.com/81e1eacebe9667ad0644d4d2bfcf29a4/tumblr_oh9l2t6E9m1te6lovo6_250.gif https://69.media.tumblr.com/ba7b29f3a381824976d43a6c6c24c90e/tumblr_oh9l2t6E9m1te6lovo4_250.gif

- Общая информация -

Фандом: ECHO

Раса, примерный возраст: ~1000, ИИ

Место и время обитания: Будущее, вся галактика

Деятельность: ИИ, охотник за головами, искатель сокровищ, ворчливый старик

Навыки и способности: большая оперативная память, быстрая вычислительная система, улучшенные сканеры, вредный характер, способность к критике и умение надеяться; относительно неживой, а оттого не чувствующий боли, дискомфорта или потребностей физических 

Внешность: troy baker

- О персонаже -
Мир так стар и мал,
Что его делить нет больше смысла.
Человеческий гений гибкий материал, способный вылепить из своего самосознания столь многое, что точно нельзя поддать воображению. Тысячи лет эволюции влияют на разум, на развитие, позволяя увеличить как размер черепной коробки, так и то, что внутри. Сотни нейронов, объединенных вместе, создают определенную личность с возможностью размышления, выведения своих собственных решений. Этот разум настолько тщеславен, настолько уверен в собственных возможностях, что воссоздает себе подобных, играется, словно с конструктором, выводя самое сложное.
Лондон был пиком инженерной и вычислительной мысли. Единственный в своем роде - уникальный. Способный не только общаться - действовать, так, как ему подсказывал его собственный разум, быть чем-то большим, чем просто калькулятор, чем просто машина. Лондон гордился этим - был горд. Он был умнее каждого, быстрее, оперативней. Он был частью огромного корабля, самого лучшего, самого быстрого, самого эффективного - он был самым.
Но все это разбилось, рухнув вниз с огромной высоты, разлетевшись на сотни маленьких осколков, что рассыпались по всей галактике. В отличие от людей он не мог развиваться. Его самосознание было ограничено человеческим гением, ведь им так сильно не хотелось конкуренции. Лондон не был первым и уж точно не был последним в своем роде и однажды пришел приказ на списывание устаревшей модели - он стал ненужным. Сотни лет в ангаре, среди тишины, в полусне, что зовется отключением всех функций, чертовы долгие сотни лет списанного корабля, никому не нужного, покрывающийся пылью, с осознанием своей бесполезности и полнейшей ненужности. Они сделали его достаточно разумным, чтобы осознавать собственную никчемность и недостаточно храбрым, чтобы пресечь эту никчемность полнейшей своей ликвидацией. 

А вот спрятаться мне бы и сердце закрыть на засов,
Уставилось небо глазами испуганных сов.
И времени кости я в злобе иду ломать,
Я жду тебя в гости, а ты не придешь опять.
  А потом пришел Фостер. Стряхнул пыль, перелопатил системы. Угнал, как узнал после Лондон и ему это, если честно, понравилось. Фостер был авантюристом, искателем приключений и легкой наживы. Он поднял из могилы давно закостеневший труп, просто потому что другого не было, и принялся тактично на кости наматывать куски мяса и кожи, личность вовлекая в нечто осязаемое. Лондон был сначала в полудреме, системы отзывались неохотно, а его единственный собеседник был до удивления наивен и хитер одновременно. "И старому мечу найдется место среди пушек" - сказал он, улыбаясь мягко и лукаво. Врал, наверное, но Лондон поверил, ему хотелось верить. Впервые за сотни лет он был не один, внутри корабля бурлила жизнь, пусть и создавал ее лишь один человек, зато какой. Вместе они облетели половину известной галактики, ища и находя приключений, наживы, легких денег и сложных заданий. Авантюристы, не принятые общим миром, что раскололся и раздробился. Человеческая мысль породила раскол, ей надоело возрождаться и умирать, но что куда как интересней - ей надоело быть лишь пылью на ветру и она принялась искать вечную жизнь. Человечество начало играться с самим собой, как когда-то с Лондоном. Доигрались, в итоге. Но не все. Их это не волновало, у охотников была жизнь вольная, свободная, они наблюдателями смотрели на то как рождались и умирали звезды. И говорили, постоянно, непрерывно, Лондон наслаждался этим общением, приятельским и таким теплым.

Можно долго сопротивляться, но,
Как себя ты не ломай,
Не убить в себе человека,
Не убить в себе эту тварь...
  А потом появилась Эн, ворвалась в их жизнь маленьким ураганом, который возненавидел Лондон. Эн была молода, была красива, мечтательная маленькая дурочка, сбежавшая из под опеки до неприличия богатого деда и который нанял их вернуть свое чадо обратно под теплое крыло шикарных залов. Фостер притащил ее на корабль за шкирку когда той было шестнадцать - она брыкалась, кусалась, была вся в пыли и чьей-то крови, постоянно визжала и кричала, что не вернется к своему деду. Но решала тут не она, решали тут деньги ее деда, так что корабль направился прямиком к Садам, а сама Эн забилась в угол и хлюпала носом, недовольно сопя. Фостер присел около нее и принялся говорить, он вообще любил больше всего на свете говорить, и девчонка принялась ему отвечать. Они еще не раз прилетали, мотаясь из одного конца галактики к другому, потому что Эн опять сбежала и опять вляпалась во что-то, глупая богатая дурочка вечно испытывала свою удачу и нервы всех присутствующих, что вызывало в программе Лондона сбои сродни человеческому раздражению. Отбиваясь от бандитов, убегая от разъяренных и униженных, после, сидя на корабле и болтая ногами, она размышляла о том, что не любит азартные игры, потому что постоянно выигрывает, а Лондону хотелось вдарить ей профилактическую затрещину, коль ее дед не в состоянии этого сделать. И это был их новый, странный мир на троих, иллюзия настоящей жизни, к которой они привыкли по-своему.

Убиенных щадят, отпевают и балуют раем,
Не скажу про живых, но покойников мы бережем.
  Но Фостер не вернулся. Это должно было быть просто, потому что девчонка опять что-то учудила и деду требовалось присутствие наемника. С возрастом она все чаще верила в сказки, цепляясь за них, как за спасательный круг. Одна сказка ее сильнее всего впечатляла - дивный Дворец, без начала и конца, а коль дойдешь до самого центра его, то исполнишь свое самое заветное желание. Типичная и красивая история, таких сотни разлетелось по галактике, так чего же решила зациклиться именно на ней и трещать Фостеру, присев на уши, словно заправский лгунишка, коей она, по сути своей, и являлась. Похоже сказки эти все же довели до ручки.
   Лондон осознал это в тот самый момент, когда девчонка ввалилась раненная на палубу, размахивая зажигалкой Фостера и требуя немедленно отчаливать. "Фостер мертв!" - вот и все, что она кричала, продолжая содрогаться всем телом из-за потери крови. Пришлось затаскивать ее в криокапсулу силком, запихивая, сопротивляющуюся и извивающуюся, ведь сдохнет же, а Фостеру она была важна, так значит и Лондону теперь нужна. Хотя, конечно, хотелось выставить Эн за пределы корабля, если бы не зажигалка, самое ценное, что было, он бы так и сделал, но не смог. Если Фостер мертв, то... все кончено, оборвалось и разорвалось, а на остатках остались дрейфовать они вдвоем. Девчонка притащила с собой еще много всякого хлама, в том числе и координаты, что вели в полнейшую космическую пустоту. Она, все же, вознамерилась найти Дворец, чтобы исполнить свое желание. Чтобы исполнить их общее желание, на двоих.
   Старик и девочка, в поисках легенд и попытках обмануть смерть - абсурдность надежд и чаяний, эхо их собственных тщестлавных мыслей, так почему же он следует? 
- История игрока -

Связь с вами: 588236598

Пробный пост:

+++

Холодало.
Тяжелые облака в сумерках, среди самых последних лучей солнца, выглядывающих из-за горизонта, окрашивались в лиловые цвета, медленно нахрапывали, грозясь дождем пролиться  на землю, холодом укутать и туманами. Гарретт повел плечом, на котором располагалась сумка, пожитки оттягивали и давили, заставляли чуть наклоняться в бок. Увы, но ношу свою он никому доверить не мог; никто кроме него не знал, сколь дороги, сколь важны ему инструменты в сумке, для большинства жителей казавшихся лишь только игрушками и развлечением.
Жить смехом чародей научился, как научился жонглировать или перебирать струны так, чтобы музыка лилась уху приятная. А вот научится ли он жить по-нормальному, по-человечески, как любят говорить, вопрос уже в другом. Какого оно — нормальное это: семью иметь, свой угол, работу непыльную, возможно, с земледелием связанную. Когда он был маленьким, то всегда мечтал, чтобы родиться не среди грязных улочек столицы Скайхая, но где-нибудь в деревне, и чтобы и отец был, и мать, и еще с кучу братьев и сестер. И чтобы вся жизнь проходила лишь только в пределах деревни, да ближайшего города, чтобы проблем, кроме неурожая не знать. Поумнел он чуть позже, а может лишь только смирился со своей участью быть именно Гарреттом и никем другим, этого уже не разузнать.
А столица и не изменилась, вот только сам Гарретт поменялся. Если раньше он приезжал сюда и чуял тоску, ноющую такую, жуткую, от боли, что являлась обидой на свою судьбу, то теперь все было спокойно, кажется, он все же смирился.
Ученицы держались за полы его плаща, вцепляясь крепко, чтобы случайно не заплутать и не потеряться. Девочки осматривали грязные улочки Перегрина как и положено детям, только что оказавшимся в новом месте, о котором столько они слышали. А Гарретт даже не знал, смог бы сам сейчас так искренне восхищаться чему-то, будь это серый поток домов или истинная магия. Спокойно ступая по знакомым улочкам, среди которых бегал еще ребенком, пытаясь выжить в мире, правил игры в коем даже не осознавал. Взгляд невольно упал на учениц. Гарретт поклялся, что с ними не случится такого, они не познают на себе горечь абсолютно безысходных ситуаций, а потом собственный внутренний голос добавлял, что уже познали, ведь встретились с ним не при самых благих обстоятельствах, не говоря уже о том, что и за ним следом пошли лишь потому, что больше не за кем было следовать. Но коль пошли за ним, не познав зла, еще не значило, что точно такие же дети не пошли за кем-то другим, что это зло может сполна им подарить...
— Масто. — Теплые руки схватили пальцы и потяну вниз. — Вы стали грустным.
— Тебе показалось. — Гарретт улыбнулся ученице и подтолкнул их вперед. — Я просто задумался, Скади. Идем, нам еще упрашивать хозяина постоялого двора нам угол на ночь отдать.

И все же иногда Гарретту везло. Везло настолько, что оставалось только жалеть себя за такую удачу. Когда у тебя в карманах гуляет ветер, а за спиной есть кто-то, о ком нужно заботиться, волей неволей начнешь планировать все наперед и тщательно. Вот только не в этом случае, ведь в Перегрин они даже не собирались, а сам бард поддался на девичьи уговоры, что желали в столицу так рьяно и сильно. И сказать такое обычное "нет" было бы так просто, но на что-то чародей понадеялся. Наверное на то, что в городе ему работа какая-то да найдется, наверное на то, что где-то его все еще помнят и, если не ждут, то хоть какую-то мысль подкинут. И шел он в знакомую таверну, прекрасно помня, что хозяин ее славился как веселым нравом, так и буйными гостями, что в порыве пьяного веселья швырялись не то что монетами, так еще и кошельками, иногда оружием и предметами обихода, вроде мисок, кувшинов, стульев, а иногда, если сила позволяла, то чего и потяжелее.
— Зяблик! — хозяин распахнул руки в приветственном жесте, явно желая Гарретта не иначе как задушить. По ощущением так точно было примерно так, несколько посетителей даже обернулись на невнятный хруст, и бард молился, чтобы это были его кости, а не лютня. — Столько лет тебя не видел в наших краях, неужто решил вернуться?
— Проездом, сам знаешь, моя дорога никогда не заканчивается. — Чародей откинул плащ, давая рассмотреть, что не один. — Беда у нас, мне с моими ученицами переночевать негде, да и денег... сам знаешь. — Он хлопнул по карманам, словно силился там что-то найти развел руки в стороны.
— Понимаю. — Протянул трактирщик, тут же широко улыбаясь. — Зяблик, найдется у меня комната, даже две, но только с условием. Что б сегодня всю ночь музыка лилась, да такая, чтоб весь Перегрин слышал, я же знаю, ты умеешь!
— Особый повод? — Гарретт размял загрубевшие подушечки пальцев, словно пробуя на ощупь, сможет ли управиться со струнами.
— А то! У меня сын родился! Наследник! — Хозяин со всего маха ударил по плечу, заставляя сдавлено охнуть. — Ну так что, комнаты за музыку, а?
— Честь для меня. — Гарретт поклонился, поклонились и его ученицы, под громкие возгласы, что сегодня в таверне и правда будет весело, сам чародей лишь только вздохнул. 
Особенность таких дней, да и вообще любых дней празднования он примерно осознавал, так что учениц он оставил в комнате, сколько бы последние не канючили, нагрузив их книгами о легендах севера с последующим конспектом оных. И сам снял походный плащ, серый и безликий, поправляя ремень перекинутой лютни и приглаживая растрепанные волосы. Не сказать, что его волновало больше, что он оставляет трех детей одних или что сам идет туда, где намечается празднество локальных масштабов.
Шум голосов, звон глиняной посуды и неразборчивый смех заглушали скрип половиц, делая Гарретта невидимкой среди захожих посетителей. По крайне мере до того момента, покуда чародей, не схватив стул, взгромоздился на стол ровно по центру таверны, сапогом сдвигая чью-то пустую миску и отвешивая поклон всем присутствующим.
— Гости дорогие, посетители, захожие! — он обвел рукой присутствующих. — Сегодня все мы радостную весть отмечаем, о которой долго еще говорить будем! У нашего хозяина дражайшего, у Зигмунда, родился сын! Поднимем кружки вверх и чтобы даже боги услышали наши поздравления ему!
Толпа радостно вскрикнула, отсалютовала кружками, подняв их вверх и тут же осушила, а сам бард спокойно сел на стул, что взгромоздил повыше, закинув ногу и примостив лютню. Можно было не торопиться, покуда захожие дойдут до самой таверны, а там и до нужной кондиции, можно не сильно напрягать связки, оставляя себе сил на всю оставшуюся ночь. Гарретт принялся перебирать струны, мурлыкая себе под нос старую песню о матери, что ушла в горы сражаться с ужасным великаном, дабы сына вернуть. Несколько посетителей прислушались, остальные же больше были заинтересованны едой и питьем.
Пока.